Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. Психологическая антропология стресса - файл n1.doc
приобрестиКитаев-Смык Л.А. Психология стресса. Психологическая антропология стрессаскачать (7577 kb.)
Доступные файлы (1):
n1.doc
* * * В последующем изложении наших экспериментальных данных читатель неоднократно столкнется с типологическим различием людей (наших испытуемых) и с разными типами образной локализации симптомов стресса-кинетоза (см. гл. 3). Будет показано разделение испытуемых на две группы. Первые — те, у кого ведущие симптомы стрессового дискомфорта локализуются в голове (чувство тяжести и головная боль). Персоналом, обслуживающим эксперименты, они были прозваны «головастиками». Вторые — страдали от тяжести и болей в животе, от тошноты и рвоты. Их называли «тошнотиками». «Головастики» даже при длительном (и при монотонно повторяющемся) стрессе долго оставались стрессово-активными. «Тошнотики» изначально при стрессе были стрессово-пассивными.
В.В. Маяковский был склонен и способен поэтически-образно устремлять воображение внутрь своего тела, как это было свойственно и нашим стрессово-пассивным испытуемым. Но был ли пассивным Маяковский? В какие-то периоды жизни конечно да. И пассивен, и депрессивен. Но за счет усилий творческого процесса он выходил из состояния стрессовой пассивности и тревожной депрессии. В психоанализе такой выход из стресса любви называется сублимацией. И потому в памяти благодарных потомков сохраняется образ поэта — «горлана, главаря».
2.2.7. «Конструктивные» и не вовлеченные в стресс (третья группа) В третью группу (29 человек) были отнесены люди, у которых двигательная активность и представления о стабильности пространства при невесомости не изменялись. Подчас эти люди замечали исчезновение действия силы тяжести только по плавающим в воздухе предметам, по необычной легкости тела и т. п. Эмоциональное реагирование и поведение этих людей были адекватными необычной обстановке, возникающей в самолете при невесомости. В случае занятости в полете рабочей деятельностью, тем более
Рис. II. Подготовка ко второму космическому полету, отработка в невесомости движений при растегивании подвесной системы и отделении от кресла космического корабля «Восток-ЗА»: В кресле В.И. Головин (о нем см. в тексте). Слева направо: полковник, впоследствии генерал, Н.К. Никитин — ответственный за парашютную подготовку первой группы космонавтов, Л.А. Китаев-Смык — ответственный за испытания в режимах кратковременной невесомости (ведет хронометраж движений Головина во время невесомости), справа — Ю.А. Гагарин — первый космонавт. Видно, что Гагарин и Китаев-Смык взлетели к потолку кабины самолета (архив автора) при фиксации привязными ремнями, они могли не заметить невесомости и не реагировать на нее.
В этой группе оказались испытуемые разного типа, не вовлеченные в стресс, в том числе:
- те, кого можно рассматривать как пребывавших в состоянии «промежуточном» по сравнению с группами, отличавшимися повышением (первая группа) или снижением (вторая группа) двигательной активности в режимах невесомости;
— те, для кого экстремальность невесомости не стала столь действенной, чтобы «включить» защитные поведенческие стрессовые механизмы активности либо пассивности.

В скафандре «Ястреб» для уменьшения «габаритных параметров» и удобства выхода из космического корабля ранец предполагали разместить у ног космонавта, несмотря на возможность «лифтных реакций» (архив автора) В этой третьей группе оказались и люди со стрессовым «конструктивным» (напряженно-спокойным) реагированием, не отличимым (без применения специальных методов) от обычного состояния и поведения в нестрессогенной обстановке.
2.2.8. Инверсия активности при стрессе (четвертая группа)
К четвертой группе были причислены испытуемые (15 человек), у которых с наступлением невесомости возникало характерное для людей первой группы двигательное возбуждение и представление о падении, сопровождающееся чувством страха. На 5-7-й с невесомости эти явления исчезали сразу, сменяясь двигательной заторможенностью, ощущением тяги «вверх», эмоциональным дискомфортом и прочими ощущениями, харак-
Рис. 13. Отработка в невесомости порядка действий при выходе космонавта из орбитального космического корабля: В скафандре «Беркут» —инженер-испытатель В.И Данилович. Заметны ярко выраженные «хватательная» и «лифтная» реакции (архив автора) терными для представителей второй группы. При повторении режимов невесомости у испытуемых четвертой группы появлялись выраженные проявления кинетоза: тошнота, рвота, потливость, дискомфорт, чувства слабости и тоскливости Таким образом,
у людей, составивших четвертую группу, признаки стрессового активного поведения сменялись проявлениями стрессовой пассивности и вегетативными расстройствами, причем все эти реакции проявлялись в ярко выраженной форме.
2.2.9. Происхождение иллюзий «ударного» стресса Жизнь людей полна иллюзий. Ими наши чувство и разум украшают действительность, примиряют нас с трудностями и горестями. Однако подмена верного взгляда, точного понимания того, что случилось, иллюзорной прелестью, занимательностью или жутью может испортить жизнь. Иллюзии потворствуют ошибкам. На этих страницах лишь об «обманах» чувств в экзотических ситуациях — при «ударах невесомостью». Однако иллюзии невесомости не только удивительны. В них приоткрывается способность людей приспосабливаться к бесконечному разнообразию мироздания. И выживать, несмотря ни на что. Вернее, смотря на все разумным взглядом. Отчего же пространственные иллюзии в самом начале невесомости столь различны?
Рис. 14. В режиме невесомости одетый в скафандр «Беркут» J1.A. Китаев-Смык подтягивается за фал перед тем, как проникнуть через люк в шлюзовую камеру макета космического корабля: В этих испытаниях были отмечены трудности, возможные при «вплывании» космонавта в шлюз. Скафандр «Беркут» (с ранцем за спиной) был использован в орбитальном полете, несмотря на них. Это было причиной аварийной ситуации. Благодаря исключительной находчивости и героизму космонавтов ПИ. Беляева и А.А. Леонова удалось избежать катастрофических последствий. На заднем плане верхом на надувной шлюзовой камере сидит кинооператор Борис Буланов (архив автора) Итак, испуг проваливания, полубессознательные попытки схватиться за что-нибудь, чтобы прекратить кошмар падения, который может быть только в жутком сне. Все это длилось у людей первой группы четыре-пять секунд.
А затем — мгновенный переход в радость, безотчетное счастье. Человек оглядывался: вокруг в самых непонятных и часто смешных позах висели, летали, кружились его товарищи. Ужас падения забывался, стирался физиологическим механизмом «ретроградной амнезии» («забывание назад») (см. 2.3.4).
Человек и все его предки выросли на Земле. Стоя, сидя или лежа, он всегда имеет под собой опору. Человек эволюционно адаптирован кдействию силы земного притяжения и не чувствует ее Мгновенные отрывы от опоры при беге, прыжках не лишают привычного и потому неосознаваемого чувства притягивающей близости земли, однако, если в темноте человек оступился даже в неглубокую ямку, возникнет из-за неожиданности реакция: «Что такое?», проявится легкий испуг, может быть, потом и радость, улыбка, хотя, заметим, ничего смешного не произошло.
А если опоры о землю нет секунду-другую? Но ведь она не перестала тянуть к себе. В ходе биологической эволюции момент исчезновения опоры стал для живых существ, населяющих Землю, сигналом о начале падения. Нет опоры — значит, растет скорость приближения к земле! Критический момент — чаще это конец первой секунды падения, потому что скорость падения, с которой летишь к земле, стала опасной. Удар о землю сломает ноги, позвоночник, основание черепа. После одной—полутора секунд невесомости в сознание прорывается (пропускается?) ощущение опасности и чувство страха. Мгновенно возникает не вполне осознаваемое решение — необходимо защититься от столкновения с землей. Включаются сформированные миллионами лет естественного отбора рефлекторные действия. Руки сами собой поднимаются с готовностью ухватиться за любой предмет, чтобы остановить падение. В то же время ноги пружинисто подтягиваются с готовностью упруго и сильно встретить опору, дно пропасти.
Эти движения названы «лифтными реакциями», потому что впервые о них рассказали люди, пользовавшиеся скоростными лифтами. Чтобы уменьшить эти реакции, современные скоростные лифты постепенно набирают и замедляют скорость.
Психика человека подсознательно «решает», что необходимы не только «лифтные» и «хватательные» реакции, что надо информировать сознание об опасности. Не только руки должны быть готовы к хватанию, но и голова, чтобы думать о том, как лучше, вернее ухватиться за оказавшуюся рядом опору. Это не обдумывание, а что-то вроде рефлекторного принятия решения; решения возникают как бы сами собой, не из предшествовавших мыслей, вроде бы ниоткуда. Но сигналы в сознание идут только для того, чтобы побудить человека к мгновенным решениям. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в этот момент пробудились сложные механизмы обдумывания, воспоминаний, ассоциаций, — их работа требует времени, которого нет у падающего человека. Блокирует эти механизмы страх.
Откуда же тогда критерии выбора того, какое срочное защитное действие рационально, какое — нет? Критерии — из опыта поколений, накопленного теми, кто спасся при падении. Информация об опасности направляется не только в сознание самого падающего. Страх искажает его лицо, он может вскрикнуть от испуга. Мимика и крик — информация к сородичам: «Спасите!» и «Спасайтесь!». А почему испуг и непроизвольные движения сменялись приступом радости через 4—5 с после начала невесомости? Это можно объяснить так. Падая с деревьев, обрывов, наши предки, схватившись за ветку или уступ, спасались от гибели. Но почти никто не падал отвесно дольше 4—5 с. Потому что набирали слишком большую скорость падения (48 м/с). Те, кто падал дольше, разбивались. Их «опыт» не передался потомству, т. к. потомства у этих несчастных уже не было. Четвертая-пятая секунды невесомости — рубеж, после которого несостоявшийся удар о землю, видимо, был равноценен избавлению от опасности. Далее невесомость воспринималась уже не как падение, а как радость, как торжество избавления от опасности, как победа над ней.
Если люди второй группы летали по кабине во время невесомости, то их руки оказывались сложенными перед грудью, а ноги поджатыми. В таком же положении «парит» в утробе беременной матери ее еще не родившийся младенчик. Поза так и называется «утробной». Мышцы — сгибатели рук и ног сильнее мышц-разгибателей. Их стрессово-напряженное равновесие (изотония) создает эту позу. Напряженность своих мышц (своеобразную стрессовую «активную пассивность») люди этого типа ощущают как «скованность всего тела». Их напряжение можно назвать кататаноидным (похожим на кататанию). Подлетев во время невесомости к такому человеку, я иной раз пытался выпрямить его руку или ногу. Но рука или нога, как резиновые, вновь сгибались, подтянувшись к телу. Человек же смотрел на меня с безвольным недоумением. Глаза его были печальными. Стрессово-кататаноидную изотонию можно иногда наблюдать у испугавшихся, либо у изнуренных людей. К сожалению, эта поза часто бывает у малолетних детей в детских домах или у отдаваемых в детские ясли на пятидневку. Противоположностью стрессовой «активной пассивности» бывает полная расслабленность мышц (мышцы как кисель) — стрессовая катаплексоидная пассивность (см. 2.6).
Почему в невесомости возникает иллюзорное чувство тяги вверх? Держите тяжелый предмет на вытянутой руке. Затем пусть кто-нибудь снимет его с руки. Вы почувствуете, как рука стала легкой и ее тянет вверх. Нечто похожее происходит в невесомости. Исчезает давление вниз, которое испытывала каждая клетка тела, и возникает иллюзия подъема. Это «противообраз» исчезнувшей силы тяжести. Привыкнув к ее действию, люди не замечают ее. Но вот она исчезла, и на некоторое время ее «противообраз» овладевает сознанием. Так было у людей, вошедших во вторую группу: у них этот «противообраз» оказался сильнее, чем выработанное в ходе биологической эволюции чувство падения при исчезновении опоры. Освободившаяся от земного притяжения кровь из нижних частей туловища приливает к голове, как будто ее тянет туда. Это усиливает «противообраз». Он может вызвать два разных представления о положении в пространстве.
Людям нелетных профессий в невесомости чаще казалось, что их тянет вверх, т. е. туда, куда обращено их темя, что вместе с самолетом они поднимаются вертикально все выше и выше.
Большинству людей, профессионально связанных с авиацией, также казалось, что их тянет туда, куда обращено их темя, но тянет потому, что они летят в перевернутом самолете вниз головой. Знание того, что самолет не может подниматься, как воздушный шар, вероятно, не позволяло сформироваться представлению о вертикальном подъеме. В нашей жизни часто бывает, что исходное знание или наши желания влияют на то, каким нам кажется то или иное событие.
Почему же у причисленных ко второй группе не было чувства падения? Главным «тормозом», подавляющим его, были зрение и слух. Ведь и в невесомости видны на своих привычных местах стены, пол, потолок кабины. И микроэхо от них не меняется в невесомости, будто нет падения мимо стен — вниз. Сигналы зрения и слуха о стабильности всего пространства в кабине побеждали, подавляя чувство падения, идущее от тела, от гравирецепторов. «Веры» в зрение и слух больше, чем «доверия» сигналам своего тела, о том, что оно падает. Это особенность людей второй группы.
Когда же у людей 2-й группы задерживается адаптирование к стрессогенному конфликту между чувственными (афферентными) сигналами о падении и о стабильности, тогда у них начинается стрессовый кризис второго, а у некоторых и третьего ранга. И на борьбу с непонятным стрессором-конфликтом вступает вегетативный субсиндром стресса (в виде «болезни укачивания»).
Почему не было никаких пространственных иллюзий у людей третьей группы? Наверное, у не вовлеченных в стресс гравирецеп-торные афферентные сигналы (вестибулярные и телесные) были столь слабы, что не были замечены сознанием. Образ стабильного пространства создавался видом стен, пола, потолка кабины (и акустическим эхом от них), неизменно расположенных на своих местах и в невесомости и при естественной силе тяжести.
Возможно еще объяснение отсутствия иллюзий невесомости равновесием сенсорных сигналов о стабильности (от зрения и слуха) и о падении (от гравирецепторов). Уравновесившись, эти сигналы «не сообщали» сознанию ничего нового в невесомости. И прежнее представление о пространстве, существовавшее при естественной силе тяжести, ничем не потревоженное, сохранялось.
Однако в третьей группе оказались и те, у кого стресс создавал только рациональное, нужное в полетах изменение поведения и улучшал качество деятельности. Стресс не пробуждал у них эмоций (страха, радости, дискомфорта), т. к. стрессовая мобилизация их интеллекта, поведения, мышечного тонуса была, можно сказать, точно выверенной и не нуждалась в «подхлестывании» эмоциональной, т. е. избыточной «на всякий случай» мобилизацией разума и поведения.
Испытуемые четвертой группы встречали невесомость с чувством падения и страхом (как причисленные к первой группе), но очень скоро эти чувства сменялись представлением подъема вверх (испытуемые переходили во вторую группу). Это говорит о том, что у них преобладание (доминирование) гравирецепторных сигналов (адекватно информировавших сознание о падении) заменялось доминированием зрительной и слуховой афферентаций (по-своему адекватно сигнализировавших о том, что никакого падения нет, т. к. пол, потолок, стены кабины — все на своих местах). При этом отсутствие веса интерпретировалось сенсорными анализаторами этих людей по-новому, уже не как падение, но как противообраз падения.
Высказывалось предположение, что при повторных «ударах невесомостью» смена стратегий с переходом от стрессово-активного к стрессово-пассивному поведению обусловлена у людей четвертой группы относительной слабостью афферентно-аналитических механизмов их центральной нервной системы, воспринимающих невесомость в закрытой кабине как падение [Китаев-Смык Л.А.,1963 б]. На примере испытуемых четвертой группы я видел довольно быстрый переход от стрессового кризиса первого ранга с активным реагированием (без адаптирования) к кризису второго ранга со вторичной стрессовой поведенческой пассивностью (апатия, мышечная слабость, дискомфорт). Стрессовая активность поведения замещалась стрессовой активизацией вегетативной системы (с тошнотой, рвотой, дисгидрозом и пр.).
Повторение неразрешимых конфликтов между афферентными сигналами и в повседневности переводит стрессовый кризис первого ранга во втрой ранг с активизацией уже не эмоционально-поведенческого, а вегетативного субсиндрома стресса. При неумолимом «стрессе жизни» это ведет к кризису третьего ранга со смертоносными болезнями стресса.
В заключение этого подраздела замечу — наши многолетние экспериментальные исследования показали, что у людей бывают разные субъективные локализации ощущений передвижений и вращений. Они могут становиться представлениями или иллюзиями.
Иллюзия передвижения внешнего пространства («пространства вне себя») при стабильности тела — «внешнее головокружение».
Иллюзия передвижения или вращения тела в стабильном мире («себя в пространстве»).
Иллюзия передвижения или вращения чего-либо внутри тела, внутри головы («пространство внутри себя») — это «внутреннее головокружение».
Но бывает так, что человек не может локализовать свое иллюзорное передвижение (вращение). Такой феномен (или симптом) называют «неясная иллюзия передвижения» — «неопределенное головокружение».
Первые два типа иллюзии передвижения (внешнего пространства и во внешнем пространстве) чаще свойственны людям со стрессово-активным реагированием. Третий тип — с кажущимся передвижением чего-то внутри тела субъекта — удел людей с пассивным реагированием при стрессе. Четвертый не редок в клинических ситуациях.
2.2.10. Сенсомоторные реакции людей при кратковременных линейных ускорениях Кратко обобщим изложенное выше, т. к. это может быть интересным и полезным для людей, управляющим любым транспортом: автомобилистов, летчиков, судоводителей и даже для спортсменов, «управляющих» своим телом.
Характер сенсомоторных реакций при действии ускорения зависит от того, как меняется концептуальная модель пространства у человека при действии на него этого ускорения. При уменьшении действия силы тяжести возможны два типа представления пространства. Первый — ощущение опускания себя относительно окружающей среды. Это представление вызвано исчезновением в невесомости опоры, оно обусловлено сформированными входе биологической эволюции защитными рефлексами. Человек при этом ощущает провал ивание, и это может сопровождаться чувством страха. Второй тип — представление о поднимании субъекта относительно окружающей среды, т. е. о возникновении «тяги вверх», туда, куда обращено темя человека. Такое иллюзорное представление возникает по типу «противообраза» после исчезновения привычной и поэтому не замечаемой людьми «тяги вниз», создаваемой земным притяжением. Этот «противообраз» усиливается в закрытой кабине за счет зрительных и слуховых сигналов о стабильности пространства этой кабины относительно сидящего в ней человека. «Противообраз» усиливается также из-за прилива крови к голове в начале действия невесомости.
При концептуальной модели восприятия пространства при уменьшении силы тяжести по первому типу — «опускание субъекта» — у человека рефлекторно поднимаются руки (как бы вслед за уходящим вверх пространством, чтобы ухватиться за какую-нибудь опору). Это так называемая «лифтная» реакция. Если она слабо выражена, то может проявляться лишь в усилении и ускорении произвольных рабочих движений руки (ноги) вверх или в ослаблении и замедлении движений руки (ноги) вниз. Естественно, это может нарушить структуру рабочих (управляющих) движений при указанных выше воздействиях. «Лифтная» реакция может быть звеном в цепи рефлекторных движений. Она переключается на следующую за ней «хватательную» реакцию. Это рефлекторное движение руки вниз как бы для того, чтобы схватить или опереться о предмет окружающей среды. Оно может возникнуть без предшествующей ему «лифтной» реакции, если рука в момент уменьшения ускорения силы тяжести опирается, например, на орган управления.
«Хватательная» реакция может совершаться неоднократно, но и быть многократной — по типу клонуса.
При концептуальной модели пространства второго типа, т. е. когда в невесомости возникает чувство «тяги» туда, куда обращено темя субъекта, возможны два вида субъективных представлений об изменении окружающего пространства: либо о собственном поднимании человека, либо о зависании его в положении вниз головой. В обоих случаях возникает движение (или только тенденция) руки вниз (по отношению к вертикальной оси тела человека) как бы вслед за уходящим или могущим уйти пространством.
Рефлекторные движения (или рефлекторные компоненты в структуре рабочих движений) при концептуальных моделях обоих типов, возникающих при уменьшении ускорения силы тяжести, либо не осознаются субъектом, либо кажутся ему менее интенсивными, чем в действительности.
У лиц с повышенной чувствительностью к гравиинерционным воздействиям (либо при повышенной двигательной реактивности на них) в начале невесомости наряду с описанными выше сенсо-моторными реакциями возникает «рефлекторно-балансировочная дискоординация» движений руки. Ее возникновению способствует отсутствие или потеря контакта руки с опорой. Эта дискоординация проявляется в потере «чувства положения руки» и возникновении поисковых движений руки, отличающихся большой скоростью, ритмичностью, петлевидными траекториями [Китаев-Смык Л.А., 1963 б; Китаев-Смык Л.А., Зверев А.Т., 1963; Китаев-Смык Л.А., 1964; Ломов Б.Ф.,1961]. Факт непроизвольного возникновения этих движений всегда осознается людьми, подчас вызывая у них смущение, недовольство, растерянность и т. п.
Все указанные выше непроизвольные (осознаваемые и неосознаваемые) сенсомоторные реакции, возникающие при изменениях действующего на человека ускорения, резко интенсифицируются при отсутствии зрительного контроля за рукой, при отвлечении внимания от выполняемых заданных движений, при одновременных движениях правой и левой рук.
Следует особо подчеркнуть, что на описанные выше сенсомо-торные реакции оказывают существенное влияние, изменяя их, как бы суммируясь с ними, различные психологические установки: профессиональная направленность внимания, профессиональное знание о реальных изменениях среды, профессиональные навыки, «следы» в памяти об эффекте предшествовавших движений при аналогичных изменениях ускорений, указания со стороны окружающих и самовнушение и т. п.
Скорость сенсомоторных (и рабочих) движений изменяется при стрессе в зависимости от сложности решаемых при этих движениях задач, от индивидуальных различий и от экстремальности стрессогенного фактора. Время выполнения простых сенсомоторных движений при стрессе уменьшается. Продолжительность рабочих действий средней сложности при стрессе сокращается и может становиться меньше, чем продолжительность простых сенсомоторных реакций. На сложные рабочие действия, сопряженные со значительной умственной нагрузкой, напротив, расходуется больше времени при стрессе, чем в обычных условиях.
Характерным для стресса является разделение людей на две группы в зависимости от изменения активности их поведения и скорости их рабочих движений. У одних они возрастают (активно реагирующие), у других снижаются (напряженно-пассивно реагирующие). Однако стрессогенные факторы, отличающиеся значительной экстремальностью, могут увеличивать продолжительность рабочих действий у обеих групп людей. Активность «конструктивно» реагирующих при стрессе не избыточна, т. е. только полезна.
Изменение при стрессе мышечной силы рабочих движений зависит от ряда факторов, в частности от величины заданного усилия, от профессиональной подготовленности к выполнению такого рода движений и т. д. Подробно об этом в книге «Психология стресса» [Китаев-Смык Л.А., 1983, с. 89-113].
Там описаны, в частности, выполненные мной исследования изменений в системе «глаз-рука» при воздействии на работающего человека гравитационных стрессоров (повышения и понижения силы тяжести в полетах на самолете). Чрезвычайно важны при этом рефлекторные сигналы от мышц шеи. туловища, конечностей. Только при невесомости можно было обнаружить некоторые такие позно-тонические реакции. Они были обнаружены мной в самолете, летящем по параболе у здоровых животных и у оперированных, с удаленными вестибулярными аппаратами
(без ушных лабиринтов) [Китаев-Смык Л .А., 1968, с. 59-68]. Эти исследования могли быть полезны при изучении пилотирования реактивными маневренными самолетами, при возникновении аварийных ситуаций, когда пилот должен сделать верное решение и движение штурвалом, т. к. «целесообразность первого двигательного акта связана прежде всего с так называемыми рефлексами положения, которые вызываются угловыми и линейными ускорениями. Рецепторы этих ускорений — лабиринты, оказывающие влияние на шейную мускулатуру и шейного тонуса в мышцах конечностей» [Пономаренко В.А., 2006, с. 131].
Целеустремленность и, соответственно, эффективность движений (физической активности) в экстремальных ситуациях существенно зависит от физической тренированности и от социокультурного статуса человеческой телесности, свойственного тому или иному кругу людей [Быховская И.М., 1993].
2.3. ЭМОЦИОНАЛЬНО-ПОВЕДЕНЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ ПРИ ПОВТОРЯЮЩЕМСЯ СТРЕССЕ На протяжении многих лет в авиационных полетах с многократными повторениями недолгой невесомости мной были обследованы и опрошены все находившиеся в самолете. Регистрировались не только психологические и другие реакции, характерные для гравитационного стресса при исчезновении силы тяжести, но и уникальные случаи изменения сознания, самочувствия, представления, а также редкие иллюзии и переживания. В этом разделе все они подробно описаны, в частности, чтобы проанализировать их с психологических позиций как «разбуженные стрессом архетипы».
2.3.1. Синдром «я — не я» Мы (участники первоначальных полетов по параболе) изумлялись нашему поведению в первых для нас режимах невесомости, просматривая результаты киносъемки, сделанной в кабине самолета. Проводя эти исследования на протяжении нескольких лет в сотнях полетов, в тысячах режимов невесомости, «пропустив» через эти испытания более 800 человек, я изучал не только их реакции в полетах, но нередко и их впечатления от просмотра киносъемок, запечатлевших их в полетах. При анализе отношения человека к себе, заснятому в невесомости, был обнаружен
синдром «в
стрессе я — не я!». Он проявлялся у стрессово-активных ярче, чем у стрессово-пассивных, чаще у впервые летавших, но иногда и у ветеранов летного дела Вот основные особенности такого синдрома, заметные не только в невесомости, но и при любом внезапном стрессе:
а) при стрессе нежданно появляются качества, способности, формы поведения, личные достоинства и порочные свойства, скрытые в спокойной обстановке;
б) эти проявления стресса, вдруг возникнув в экстремальной обстановке, оказываются вне оценки сознанием. И потому не кажутся человеку, у которого они появились, чем-то странным, значимым. Даже самое необычайное свое поведение при стрессе кажется должным быть;
в) в памяти не запечатляются (стираются?) представления о необычайных особенностях эмоций и поведения при стрессе, о том, «Каким я был в чрезвычайной ситуации» (стрессовая ретроградная амнезия) (см. 2.3.4);
г) некоторые, вспоминая себя при стрессе, невольно, бесконтрольно домысливали то, чего не было, но по логике запомнившихся чрезвычайных событий должно бы быть (стрессовые конфабуляции и псевдореминисценции). Это не патология и не предпатология, а всего лишь последствия стресса, т. е. элементы не состоявшегося посттравматического стресса;
д) такие искажения памяти об «ударном» стрессе, конечно же, бывают не у всех.
Слишком часто бывает, что человек, что-то натворив недостойное, не может поверить, что он смог так поступить. Но отвечать за сотворенное приходится ему, хотя «он — уже не он» ментально после окончания стресса. Бывает, что тихий спокойный человек совершает подвиги, его превозносят как героя, а он не может представить себе, что тот он — при стрессе действительно был он.
В юриспруденции есть не вполне понятное даже самим юристам понятие: «непредумышленное преступление». В стрессовом состоянии человек может неожиданно, самому непонятно зачем преступить закон, т. е. восстать, как сказал бы 3. Фрейд, против своего «сверх-Я», т. е. против всего того, что ограничивает личность в виде морали, социальных норм, этических традиций. Чрезвычайные стрессовые обстоятельства побуждают и позволяют искать спасения от них на любых путях жизнеутверждения. Подсказки об этих новых рискованных путях и в подавленном обыденностью характере человека, и в пережитых травмах и радостях прошлого (детского и взрослого).
К примеру, печально знаменитый преступник Чикатило, впадая в стрессовый транс, убивал и ел людей. А ведь в детстве, во время смертоносного голода на Украине в 20-е гг. прошлого века в семье Чикатило, чтобы спасти детей, одного из них съели. Таких случаев было много там тогда. Комплекс вины и чуждости своего тела, напитанного братом своим, создали посттравматический стресс, прорывавшийся в стрессовых трансах, делавших Чикатило «я — не я» преступником.